• Главная-
  • Пресс-центр-
  • Книга о Лосином Острове
  • -БЛАГОУСТРОЙСТВО В ХРАМЕ ПРИРОДЫ. ГЛАВНЫЙ ЛЕСНИЧИЙ КИРСАНОВ И ВЯТИЧИ. ​ВОЗДУШНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НАД ЛЕСОПАРКОМ, ДОМОМ ПЛОТНИКА ФЁДЫЧА И ЗНАКОМСТВО С НИМ. ​В ГОСТЯХ У ВЯЧЕСЛАВА ГРИНЁВА, ОСНОВАТЕЛЯ «БИОСТАНЦИИ», И ЕЁ ОТКРЫТИЕ.

БЛАГОУСТРОЙСТВО В ХРАМЕ ПРИРОДЫ. ГЛАВНЫЙ ЛЕСНИЧИЙ КИРСАНОВ И ВЯТИЧИ. ​ВОЗДУШНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НАД ЛЕСОПАРКОМ, ДОМОМ ПЛОТНИКА ФЁДЫЧА И ЗНАКОМСТВО С НИМ. ​В ГОСТЯХ У ВЯЧЕСЛАВА ГРИНЁВА, ОСНОВАТЕЛЯ «БИОСТАНЦИИ», И ЕЁ ОТКРЫТИЕ.

БЛАГОУСТРОЙСТВО В ХРАМЕ ПРИРОДЫ.

ГЛАВНЫЙ ЛЕСНИЧИЙ КИРСАНОВ И ВЯТИЧИ

Как я уже говорил, любое рождение скульптуры и появление её в лесопарке было праздником для меня, моих сослуживцев и, надеюсь, для посетителей лесничества. Шло время и, наконец, настал день, когда завершилась трудоёмкая работа по заселению «Поляны сказок» сказочными персонажами. Появился милый «Ёжик» один из любимых образов у детей. Вскоре, почти рядом с ним, вырос огромный «Царь – гриб», с пышными усами и окладистой бородой. Именно его задачей была охрана «Поляны» и поддержание порядка на ней. Поэтому взгляд его был очень строгим. И в завершении композиции, в одном из секторов этого чудесного, волшебного круга появилась яркая парочка - два неразлучных друга: «Крокодил Гена» и, всегда неунывающий, «Чебурашка». Все эти новые большие игрушки безоговорочно были приняты детьми, завсегдатаями «Поляны сказок». Ребята общались со своими деревянными друзьями, как с живыми. Теперь в каждом секторе стояла скульптура. Волшебный круг замкнулся. Если сказочные герои могли бы взяться за руки, то получился бы настоящий хоровод. Да, хоровод скульптур, дополняемый живым детским потоком, который журчал, визжал, смеялся, перетекая от одного образа к другому. Взрослые также, попав под обаяние деревянных героев и увидев реакцию свои чад на них, превращались сами в детей, общающихся со скульптурами.

Детский поток с чудесной поляны превратился в большой поток журналистов, стремящийся в наш лесопарк. Началось с газет, затем эстафету поддержали журналы, а потом стали появляться и телевизионщики. Забегая вперёд, скажу, что этот интерес продолжался многие годы. А «Поляна сказок» стала излюбленным местом в Лосином острове, и сотни людей, посещая её, ежедневно уносят отсюда добрую память о лесных сокровищах.

После завершения работы над детской поляной мы с лесничим Новиковым решили оформить места основных входов в лесопарк. Таковых у нас оказалось три. Я сделал эскизы разных видов декоративных скульптур. Одна из них представляла собой стеллу, которая начиналась снизу единым стволом, а выше раздваивалась, и именно на ней была вырезана надпись «Лосиный остров». На нижней, начальной части появились цифры 1406 год. Эту дату мы искали всем миром, начиная с директора лесопарка. Искали в печатных изданиях первое упоминание о Лосином острове. Когда нашли, я и начал вырезать её на своих изделиях. А через несколько лет, якобы, была обнаружена более ранняя дата, а именно 1376 год. Но эта информация так и осталась под вопросом. Ещё две стеллы были сделаны из двух вертикальных частей, в верхней части которых были врезаны горизонтальные плахи с датой и названием парка. Для лучшего ориентирования посетителей лесопарка были разработаны указатели и резные планшеты со схемами парка и конкретного лесничества, информирующие, куда вы попадёте, направляясь по той или иной дороге, и в то же время, дающие возможность насладиться вашему взору и душе от прочитанного стихотворения о природе.

Частым гостем моей мастерской был Владимир Борисович Микушевич, живущий рядом с лесопарком. Поэт, переводчик, он читал мне свои первые наброски новых стихов или готовящиеся переводы, которые он сочинял по подстрочнику. Однажды я показал ему уже сделанную декоративную скульптуру. Композиция её состояла из трёхметровой основы, символического резного солнца, закреплённого на самом верху и вырезанного огромного листа, на котором, по замыслу и должно было быть написано одно четверостишие о природе. Поиск такового шёл давно, но результата не было. Все стихи были длинными, развёрнутыми. Тема в них раскрывалась постепенно. Мне же надо было четверостишие чёткое, ёмкое. Осмотрев деревянное творение и погуляв по дорожкам парка, Владимир пришёл и сходу прочитал вот эти символические, трогательные строчки:

Природы храм…

Он свят в любое время суток,

Открыт для нас в жару и стынь.

Входи сюда, будь сердцем чуток,

Не оскверняй его святынь!

Через неделю скульптура была выставлена в начале основной дороги, ведущей из города в лесничество.

Представить себе и сделать это увиденное, новое, воплотить в дереве или в камне – огромное удовольствие для творца. Сознание того, что ты являешься одним из тех, кто создаёт новую среду для отдыха горожан, в одном из лучших парков России, поднимало дух и помогало держаться на плаву. Практически, только через несколько лет я начал понимать уровень ответственности, лежащей на мне. Большие дела – большие трудности. Только за первые полгода я похудел на пять килограммов. Нет, я и раньше колол и пилил дрова, но здесь махать топором приходилось часов по шесть в день. Творчество ревниво, оно требует, чтобы человек отдавался ему полностью, без остатка.

Все задумки по тематике скульптур, их будущему расположению, открытию новых площадок обговаривались с лесничим. На каждое изделие рисовался эскиз и делался чертёж. Постепенно к обсуждению стал подключаться и главный лесничий Вячеслав Алексеевич Кирсанов, оказавшийся человеком энергичным и деятельным. При первой же встрече он сразу стал просвещать меня в области истории парка, истории края, в котором частично находился и «Лосиный Остров». Оказалось, что в основе Москва и Подмосковье в древности были покрыты девственными лесами. Сейчас такие леса сохранились лишь на северо-востоке Москвы, за Сокольниками. В этих лесах находились поселения славян-вятичей. Ближайшими соседями их были кривичи. В X-XII веках они заселяли земли вдоль Москвы-реки, Клязьмы, Истры и других рек. Племена эти к тому времени имели свой быт и культуру, а также общие традиции и язык. У них сложились определённые формы хозяйства, а найденные после раскопок ножи топоры, наконечники для стрел, серпы и гвозди – свидетельство тому, что племена умели плавить и обрабатывать металл, то есть были искусными мастерами своего дела. Их ювелиры работали с медью, серебром, женщины носили украшения. Сельское хозяйство и охота кормили людей. Но чтобы отвоевать у леса кусок земли, надо было сначала срубить деревья, выкорчевать пни, вскопать целину, лишь только потом засеять и всё лето охранять от диких зверей.

Вячеслав Алексеевич подвинул к себе чашку, выдохнул, как будто это он только что отгонял диких кабанов, сделал глоток, уже почти остывшего чая, и продолжил рассказ. В те далёкие времена на Руси шла кампания по вовлечению племён в христианство. Но они молились другим богам, своим. Почитали они Даждьбога – творца всего мира, Перуна – бога молнии и грома, Велеса – покровителя скота, Ярилу – бога солнца. Вятичи жили в природе, и их боги олицетворяли эту природу. Поэтому они не сразу, не вдруг принимали христианство. Долго присматривались, размышляли. Но, даже приняв веру, не отрекались от своих прежних богов.

На следующий день, проанализировав разговор с главным лесничим, я понял, что будущие образы лесных скульптур должны иметь хотя бы отголосок образов племенных богов. Но самое интересное было то, что я в глубине души чувствовал духовную причастность к тому времени, племенам и их богам. Добавим чуточку фантазии и вот я уже в этих местах, в этом лесу, но только десять веков назад, рублю здешние дерева, создавая капище, где устанавливаю прекрасных, божественных идолов, к которым будет приходить на поклон и моления лесной народ, называющий себя славянами – вятичами.

Лосиный Остров

Он создаёт настроенье весеннее, будит желанья, мечты,

Парк наш поистине остров спасения в море мирской суеты.

Предкам далёким поклон и признание. Помнят их лес и река.

Правнукам нашим дадим обещание - дар сохранить на века.

С. Жутеева

ВОЗДУШНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НАД ЛЕСОПАРКОМ, ДОМОМ ПЛОТНИКА ФЁДЫЧА И ЗНАКОМСТВО С НИМ

Лосиноостровское лесничество жило своей повседневной жизнью. Шёл сенокос. Меня попросили помочь лесникам. Нет, не косить, конечно, а собирать высушенное сено. Хотя косить я научился именно здесь, в лесничестве. Рук не хватало, поэтому косили и убирали все, в том числе и лесничий с помощниками. Часто работали без обеда, так как места для косьбы находились в отдалении от лесничества. Поэтому перекус обычно был на ходу. Вот в этот период я увидел весь коллектив, работающий в едином ритме плечом к плечу. Чувствовалось состояние слияния людей с природой, несмотря на тяжёлый труд.

Однажды, ранним утром я стоял на большой поляне, освещённой нежными лучами восходящего светила. Благодаря им светло-зелёный квадрат искрился и сверкал от росы. И только узкая изумрудная полоса залегла в тени у кромки леса. Я чуточку приседаю и, отталкиваясь от земли, мысленно, начинаю медленно подниматься вверх. Постепенно дорога, по которой я шёл к поляне, становится всё уже и уже, постепенно превращаясь в тонкую линию, разделяющую лесничество на две половины. Несколько домиков, в том числе конюшня, кузня и сеновал превращаются практически в спичечные коробки. В центре, между зелёных веников (так отсюда смотрятся большие деревья) приютились маленькие клетки. Это новое начинание лесничества –«Биостанция». По другую сторону дороги стоят ещё две коробочки. Первая – это дом, с живущей там семьёй плотника, вторая – наша контора. Лесничество и весь участок, прилегающий к нему, всё дальше удаляются от меня. Слева видны городские кварталы с домами, за которыми прямой линией на северо-восток устремилось Ярославское шоссе. Впечатление такое, как будто смотришь на макет, только очень маленький. Отсюда весь лесной массив парка смотрится единым зелёным ковром, на котором светлым, зеркальным пятнышком блестит наш пруд. Дорожек, практически не видно. Правее пролегла МКАД, которая на востоке встречается с Щёлковским шоссе, и, если двигаться по нему восточнее, мы оказываемся в Алексеевской роще. Далее территория парка, расширяясь, уходит на северо – восток и заканчивается Мытищами на западе и истоками Яузы на востоке. Юго-западная часть Острова, оставшаяся у меня за спиной, завершает свои границы на Яузе, соприкасаясь с Ярославским шоссе. Только отсюда, с высоты птичьего полёта, увидев всё это мощное, природное великолепие понимаешь значение Лосиного Острова для города. Недаром учёные экологи считают его «лёгкими» Москвы. Заканчивая воздушное путешествие, опускаемся на грешную землю. Прогулка наша была не без умысла. Все эти точки, которыми заканчивалась граница парка, в разных частях его являются лесничествами. Это (начнём по часовой стрелке): Лосиноостровское, Мытищинское, Егерский участок (исток Яузы), Алексеевское, Яузское лесничества.

А что такое, собственно, лесничество? Это форпост в лесном океане, основной задачей которого является охрана лесных угодий, т.е. флоры и фауны лесопарка. А как же быть с отдыхом трудящихся? Ведь после появления в парке «Поляны сказок» и других игровых площадок антропогенное воздействие на лесное сообщество увеличилось. Вот тогда и была разработана система функционального зонирования. В соответствии с ней, территория Лосиноостровского лесничества и всего парка была разделена на три зоны. Парковая, или рекреационная,- наиболее посещаемая. В нашем случае она занимает полосу леса, расположенного вдоль Ярославского шоссе. Вторая – это лесопарковая, или зона экологического просвещения. Рассчитана она на посещение определённых маршрутов экскурсантами для ознакомления с жизнью природы. И наконец, третья зона, лесная, особо охраняемая, наиболее удалённая от человека, в которой создаются условия для полнейшей безопасности птиц и зверей.

Первая зона, как мы выяснили, парковая, прогулочная. Именно её надобно насытить всевозможными развлекательными площадками, местами тихого отдыха, соединёнными между собой тропиночной сетью, с установленными на ней скамьями, информационными щитами, навесами и, конечно, скульптурами. Именно она, рекреационная зона, задерживает значительную часть посетителей, уменьшает их поток в лесопарковую часть. Эта мера необходима для сохранения природной среды всего «Лосиного острова». Анализируя законы, по которым создавались все эти зоны, понимаешь, что больше всего усилий и времени затрачивается коллективом лесничества на обустройство именно парковой зоны. Основная нагрузка при этом ложится на плотника и столяра. В нашем Лосиноостровском лесничестве таковым является Боков Иван Фёдорович, который был и тем, и другим в одном лице. Впервые познакомиться с ним пришлось, когда я резал спинки для парковых скамеек. Жил он в одном из оставшихся домов. Он там и раньше жил, но дочка с семьёй переехала в новую квартиру, а Иван Фёдорович с женой остались. Каждое утро, приходя на работу, я видел среднего роста мужчину с солдатской причёской, трудившегося около своей мастерской, состоящей из двух небольших сарайчиков. Мужчина перекатывал большие брёвна, ошкуривал их стругом, а затем строгал. Я знал, что это и есть Боков, наш плотник. Потом кто-то из лесников рассказал мне, что в юности Фёдыч, (так его звали в лесничестве), окончил школу столяров-краснодеревщиков. Но от плотницких работ он никогда не отказывался и делал парковые скамьи из реек. А после появления в парке скульптур и декоративных кормушек я посоветовал лесничему делать скамьи из целых брёвен. Это было бы более гармоничное сочетание со скульптурами.

В тот день было пасмурно, часам к десяти пошёл мелкий, моросящий дождь. Прихватив зонт, я отправился к плотнику. Он находился в мастерской. Познакомились, обменялись рукопожатием. Взгляд у него был довольно-таки жёсткий, при разговоре в глаза почти не смотрел, стараясь в этот момент что-нибудь делать, и всем своим видом показывал, что он очень занят. Я объяснил, что пришёл за спинками скамеек. Загрузив на коляску несколько спинок, я вернулся к себе. Дождь продолжал идти. Сев за стол, стал набрасывать эскизы рисунков для спинок, мысленно находясь с Фёдычем. На кого же он похож? Лица актёров замелькали в моём воображении. Стоп, кажется вот эти двое – Крючков и Ульянов… Особенно последний в фильме «Ворошиловский стрелок». Улыбающегося, и тем более, смеющегося плотника, я не видел, хотя общаться потом пришлось с ним много. После нескольких встреч стало ясно, человек трудоголик, любит и знает свою работу, причём постоянно находится в поиске. В поиске новых технологий обработки древесины и новых инструментов. Я радовался, что судьба познакомила меня с этим малообщительным, но деловым, энергичным человеком, для которого слово «служить» поднимается до больших высот, без показухи и пафоса. Просто служение людям и точка. Но чем больше я с ним общался, тем яснее понимал, что у человека есть проблемы. Казалось бы, ну а у кого их нет? Но в том-то и дело, что в данном случае я ощущал его душевное страдание. Страдание – удел честного человека, думал я, и это хорошо. Мысли кружили вокруг Фёдыча, а передо мной лежал первый набросок эскиза для спинки к парковой скамье. На бумаге были нарисованы две переплетённые ветви с листьями и тремя цветками. Цветок побольше находился в центре листа, два меньших по его краям. Листья с наклоном расходились от середины композиции в правую и левую стороны, уменьшаясь по мере удаления их от центра. Карандаш мягко скользил по бумаге под шум дождя за окном…

Дождя отшумевшего капли

Тихонько по листьям текли,

Тихонько шептались деревья,

Кукушка кричала вдали.

А. Толстой

В ГОСТЯХ У ВЯЧЕСЛАВА ГРИНЁВА, ОСНОВАТЕЛЯ

«БИОСТАНЦИИ», И ЕЁ ОТКРЫТИЕ

Строительство «Биостанции» было почти завершено. Объём был большой, но Иван Фёдорович справлялся со всем легко и быстро, как молодой. На роль организатора и руководителя птичьего комплекса мы пригласили большого знатока и ценителя пернатых Вячеслава Гринёва. Чтобы поближе познакомиться и лучше узнать орнитолога я напросился к нему в гости. Высокая, чуть сутуловатая фигура Вячеслава, идущая быстрым шагом, привела меня в центр Москвы к Никитским воротам. Был летний субботний вечер. Шум улиц резал слух и вдруг, свернув с центральной улицы и пройдя несколько десятков шагов, мы оказались в тихом переулке у небольшого двухэтажного дома, который ждал нас, открыв свою парадную дверь. Запахло старой Москвой. Войдя внутрь, я понял, что дом почти опустел. Здесь вовсю шло переселение народа. В квартире Вячеслав жил один, занимая две комнаты. Щёлкнул выключатель и «О, Боже»! Комната зачирикала, засвиристела, замяукала, запела. Десятки клеток с различными видами птиц, аквариумы, клетки с крысами и хомячками; и наконец, спрыгнув с кресла и потянувшись, к нам вальяжно подошёл пушистый кот. Потеревшись о ноги хозяина, он мяукнул, как бы говоря: «Старик, не беспокойся, у нас полный порядок». Особое внимание привлекли клетки с красавцами попугаями. Шока не было, но увиденное говорило само за себя, - да, это тот человек, который нам нужен. Из разговора я узнал, что наш большой любитель птиц как бы поменял жену на этих крылатых поющих, но сына, которому исполнилось тринадцать лет, ни на кого менять не собирается и время, проводимое с ним, старается насытить рассказами о птицах, так как мальчик давно и с большим интересом увлекается орнитологией. За чаем я рисовал и показывал Вячеславу эскизы указателей для клеток и схему композиционного решения установки декоративных скульптур во всём комплексе. Окрылённый новыми планами и насыщенным разговором с Гринёвым я шёл теперь уже по ночной Москве. Наш человек, думал я , не зря день прожит. Подняв голову, я увидел величественное здание храма «Большое Вознесение», в котором Пушкин венчался с Гончаровой. Почему-то вспомнилось Болдино, где он успешно и много творил. Дай Бог, чтобы будущая осень у Вячеслава была под стать болдинской Пушкинской осени.

К концу лета птичий комплекс был немного видоизменён и полностью достроен. А в сентябре произошло заселение пернатых в новые «квартиры». «Орнитология – дело серьёзное»,- сказал Гринёв и… поселил всю мелочь в одну большую клетку. Крупных птиц распределил по отдельным клеткам, и крылатые семьи так же стали собственниками. И тут такое началось! Со всей лесной округи слетелись хозяева и заняли все лучшие места, то есть нижние ветки деревьев, под которыми находились клетки. Произошло нечто странное: пугливые птицы, которые обычно разлетаются при людях, слетелись и подняли страшный шум. А пернатые гости, как в не сыгранном оркестре, разноголосо начали отвечать им. Поднялся невообразимый гвалт, ну настоящий птичий базар. Вячеслав, как истинный режиссёр, тоже взял слово. Закрывая на щеколду последнюю клетку и проведя ладонью по волосам, он произнёс приятным баритоном: «Прекрасно! Знакомство состоялось, полный порядок». И через паузу, достав из рюкзака термос и налив чаю, громко, театрально воскликнул: «С новосельем!» Затем он отхлебнул из чашки, подошёл к Ивану Фёдоровичу, нашему плотнику и, сказав ему слова благодарности, обнял его. Не хватало только пушечной канонады или хотя бы ружейной стрельбы. Дрожи, родное лесничество! Болдиноостровские часы начали свой отсчёт для Вячеслава Гринёва. Всю праздничную компанию я пригласил в мастерскую на чай. Пошли все, кроме Фёдыча. Домой шли вдвоём с главным лесничим Кирсановым. Он тоже был на открытии птичьего городка и держал хвалебную речь всем участвующим в создании «Биостанции». Вечерняя прохлада уже завладела лесными просторами. Ветерок резвился, заигрывая с пожелтевшими верхушками высоких берёз, раскачивая их в разные стороны. «Вячеслав Алексеевич, - начал я первый, - помнишь, ты рассказывал о вятичах? Скажи, а как сложилась судьба этих племён в дальнейшем?» Кирсанов посмотрел на меня, проникновенно улыбнувшись. «А ты действительно заинтересовался ими?» «Разумеется, да, а иначе не спросил бы. Ты коротенько». И Кирсанов рассказал, что поселения вятичей и кривичей стали основой для собирания русских земель вокруг Москвы. Племена их были всегда свободными и постоянно боролись за свою независимость. Плата за это была дорогой. Если не ошибаюсь, где-то в 1237 году на Москву шёл хан Батый. Из-за отсутствия дорог он двигался зимой по льду рек, со стороны Рязани и Коломны. Чтобы покорить Владимирского князя, ему требовалось выйти к реке Клязьме, то есть пройти руслом Яузы. Вот тогда-то полегло много людей из этих племён, так как они одни из первых приняли удар хана на себя.

Алексеевич замолк. На секунду ветер затих, и нас плотным кольцом окутала тишина; казалось, что сейчас раздастся дикий вопль, и кто-то выскочит на нас из тёмных кустов. Мы подходили к «Поляне сказок», и дыхание её начали чувствовать, как только ступили на дорогу, ведущую к ней. Шум листвы постепенно начал разбавляться шумом детских голосов. Выйдя на поляну, где, не смотря на вечернее время, было много народа, мой рассказчик усадил меня на скамью, а сам пошёл ходить кругами по поляне и вокруг неё. Минут через пять он вернулся и стал забрасывать меня очередными идеями, которых у него было огромное множество. Говорил он быстро, отрывисто, улыбаясь только глазами. Они чуточку сужались, а в зрачках появлялся необъяснимый блеск. Энергетика, исходящая от него просто ошеломляла. Почти все его предложения были на грани фантастики, хотя иногда проскакивали и реальные, исполняемые задумки. Вот как сейчас. Наряду с огромными качелями до небес и русскими горками, которые заполнили бы всю поляну, промелькнула интересная мысль посадить ёлки по краю этого большого круга, то есть обрамить всю «Поляну сказок», за исключением дорог. Идея мне понравилась, и уже на следующий день она обговаривалась с лесничим Новиковым. И работа закипела. Две недели понадобилось, чтобы заказать, привезти и посадить маленькие ёлочки. Лесники - большие мастера по посадкам кустарников или лиственных саженцев, но ёлки требовали более осторожного подхода, однако, всё прошло великолепно. Настал день, когда детвора и взрослые, придя на свою любимую поляну, были удивлены и обрадованы. Некоторые просто не узнали её. «Поляна сказок» была в окружении молодых, зелёных ёлочек. Сказочная картина из скульптур получила живую раму. Красота неописуемая. А сами образы ещё более гармонично вписались в природу, получив как-бы второе рождение. Хвала тебе, главный лесничий Кирсанов! Но мы на этом не остановились. Увидев результат с поляной приняли решение: то же самое проделать с «Биостанцией», тем более, что клетки действительно с одной стороны не плохо было бы прикрыть. Вячеслав, наш орнитолог, дал добро, и на следующий год птичий сад оделся в ёлочный наряд. Птицам зелёная готика понравилась (мне так показалось), но была и такая птица, которая свой восторг выражала словесно, одним словом. Это был мой любимец, ворон Кеша. Когда я подходил к его клетке и здоровался с ним, он всегда отвечал: «Ко-рррошо!»

Сияет солнце, воды блещут, На всём улыбка, жизнь во всём,

Деревья радостно трепещут, Купаясь в небе голубом.