БРЕСТСКАЯ КРЕПОСТЬ. БЕЛОВЕЖСКАЯ ПУЩА. ОХОТА - ЭТО УБИЙСТВО. ЯПОНЦЫ – ИСТРЕБИТЕЛИ КИТОВ. ДНЕВНОЙ СОН. ИСТОРИЯ ДЕРЕВЯННОЙ СКУЛЬПТУРЫ. РОЖДЕНИЕ НОВОГО ОБРАЗА. БУДУЩЕЕ ЦЕНТРАЛЬНОЙ УСАДЬБЫ ПАРКА. МУЗЫКА ЛЕСА.

Дождь не прекращался. Водяные капельки висели на всём. Глядя на всю эту мокрую прелесть и понимая, что о реставрации сегодня можно забыть, я налил нам с Николаем Васильевичем любимого вермута, предупредив его, что больше пить не будем. Тем не менее улыбка, при виде наполненных бокалов, заполнила всё пространство лица профорга. Голливуд померк. Такого счастливого лица я уже давно не видел рядом с собой. Поездка в Беловежскую пущу была простой командировкой. Целью значилось – знакомство с жизнью лесничества, осмотр вольер для животных и посещение музея с чучелами, который мы на то время, также планировали создать у себя в парке. Поехали мы втроём: главный лесничий - Вячеслав Алексеевич, лесничий - Виктор Савельевич и ваш покорный слуга. Меня, как художника, интересовало оформление этих объектов. Попав в те места, мы не могли не посетить Брестскую крепость, символическое место, где наша пограничная застава ощутила на себе первый удар фашистов в 1941 году. Интересный факт, что поздним вечером, практически в ночь с 21 на 22 июня в этих местах пересёк границу наш большой состав с зерном, который Советский Союз отправил в Германию. А уже в четыре часа утра немцы начали массированную артподготовку, после которой их мощная армия, насчитывающая 17 тысяч человек, ринулась на нашу территорию. Гитлер хотел быстро захватить Москву, двинуться дальше и подчинить себе весь Советский союз, - планы Наполеоновские. Концентрация наших войск в этих местах насчитывала 9 тысяч человек, не считая пограничное подразделение. Если сказать одним словом, то это была «мясорубка». Фашисты, не жалея сил, делали по 7 – 8 атак в день. В итоге, прорвавшись на некоторых участках, они стали быстро продвигаться вперёд. Тем не менее наши пограничники ещё целый месяц держали круговую оборону зданий крепости, постоянно нападая на немцев и держа их в напряжении. Оставшиеся в живых русские солдаты страдали от голода и нехватки воды. Командира, майора Гаврилова, взяли в плен последнего, раненого, в бессознательном состоянии. Но он выжил, бежал из плена и был награждён звездой Героя. В 1965 году Брестской крепости присвоили звание Героя и наградили орденом Ленина и Золотой звездой. А в 1971 году там был открыт мемориал, рассказывающий о героях, защитниках крепости, в котором были установлены символические скульптуры «Мужество» и «Жажда» мастера Кибальникова.

Обо всём этом нам рассказала женщина – экскурсовод, ведущая нашу небольшую группу. А за нами шла группа немецких туристов, это была молодёжь. Экскурсанты часто задавали вопросы и, с удивлёнными лицами, выслушивали ответы. Чистая, отчётливая немецкая речь произвела на меня удручающее впечатление. Вспоминаю, что такая же реакция у меня была, когда ко мне в мастерскую директор Янгутов как-то пригласил высокопоставленных гостей из Германии. Долго общаться с немцами я не смог, извинился и, придумав какую-то причину, ушёл в другую комнату, где на меня сумбурно набросились воспоминания военных лет.

1-й Переяславский переулок, деревянный, двухэтажный дом. Постоянные бомбардировки. Многие соседи эвакуировались. Две мои старшие сестры, Валентина и Тамара, ушли добровольцами на фронт. Отец рыл где-то под Москвой окопы. Мама, я и ещё одна старшая сестрёнка (ей было 7 лет), каждый день бегали в бомбоубежище, расположенное в подвале многоэтажного дома на 1-й Мещанской улице (Проспект Мира). По переулку часто проносили стратостаты. Это огромные, надувные, парящие в воздухе приспособления в форме сарделек, при помощи которых прикрывали здания, где расположены детские сады и школы. Окна в домах заклеивали бумагой, чтобы не бились от взрывов бомб. Голодали постоянно. Я каждое утро начинал с того, что обходил соседние помойки, где иногда удавалось найти толстую картофельную кожуру или подгнившую картошку. Дальше иду по дворам в поисках лебеды, крапивы, сныти. С радостью я приносил всё это домой, где трава тщательно промывалась, закладывалась в чугунок овальной формы, туда же добавлялась пара горстей какой-нибудь крупы и что-то, напоминающее растительное масло. Всё это долго и беспощадно тушилось на печке и имело экзотическое название «форшмак». Вкус и запах этого блюда сохранились у меня на всю жизнь. Передать это словами невозможно, это надо попробовать. Скажу только, что тогда это было вкусно. Как-то, перед очередным налётом авиации немцев, когда страшно завыли сирены, и все побежали в бомбоубежище, мама вдруг говорит нам, что туда больше ходить не будем, а будем прятаться от бомб под дубовым столом, сделанным отцом, который не выдержит только прямого попадания. Спаслись!

Война закончилась нашей победой, но огромными людскими потерями. Вспоминаю: 1-я Мещанская улица, забор из железных прутьев, за ним группа немецких военнопленных строит здесь очередное здание. Немецкая речь бьёт по ушам, идёт обмен зажигалок, ещё каких-то безделушек на папиросы и табак. Этим занимаются ребята постарше, а я, глядя на улыбающиеся лица немцев, слышу звуки рвущихся бомб, сброшенных фашистами на Москву.

Наступил 1947 год. По радио, круглому, чёрному аппарату, висящему у нас в углу под потолком, диктор жизнерадостным голосом сообщает, что карточки, по которым отпускались продукты, наконец-то, отменяются. На следующий день мама даёт мне деньги и просит сходить в булочную за хлебом. Я воспринял это, как большое доверие. Стояла одна из неповторимых, послевоенных, московских вёсен. Во всём чувствовалось возрождение, оживление. Было раннее утро. Солнце косыми лучами встретило меня - первоклассника, отличника - с зажатыми в руке деньгами, мчавшегося к заветной булочной, находящейся всё на той же 1-й Мещанской, чтобы успеть занять очередь до открытия магазина. Выбежав на наш будущий проспект, я увидел нечто для меня ужасное. Очередь уже была очень длинная, до самой аптеки, а у дверей сконцентрировалась плотная масса людей, в основном мужчин, которая полукругом осадила вход в помещение. На минуту остановившись, я начал соображать, что если встать в конец очереди, то хлеба уж точно не достанется. Не могут же пекари, даже за целую ночь, испечь столько хлеба, чтобы его хватило всем этим людям. Выход оставался один, проникнуть внутрь этой железобетонной толпы, которая росла на моих глазах. Образ белой булки не покидал меня ни на минуту. Тогда я рванулся с одной стороны улицы, удачно обегая мчавшиеся на меня автомобили, достиг противоположного тротуара и с разбегу врезался в людскую массу, которая поглотила меня. В этот момент настежь распахнулись резные, деревянные двери магазина. Толпа приподняла меня и, чуть не раздавив грудную клетку, в полном смысле слова, внесла меня в помещение. Как меня не покалечили – осталось загадкой. Почувствовав под ногами пол, я быстро пришёл в себя и одним из первых подскочил к кассе с красивым железным аппаратом. Молодая женщина взамен денег выбила мне чек. Вручив его продавщице, я, наконец-то, получаю две долгожданные, большущие, ещё тёплые буханки хлеба – белого и чёрного. Положив их аккуратно в авоську, я, радостный, выскочил из булочной. И тут, вместо бега, я степенно зашагал, осторожно неся драгоценную ношу. Медленно переходя улицу, я пропускал каждую машину, думая о том моменте, когда приду домой и выну из сетки хлеб. Переполненный нежными чувствами, я вдруг, не выдержав скопившего нервного напряжения, тихо заплакал. Слёзы медленно закапав вначале, потом большими градинами покатились по моей белой рубашке и вскоре превратились в настоящий водопад, смотря через который я заулыбался. А улыбался я всему: смотрящим на меня прохожим, любимой Мещанке, улыбался Москве, залитой утренними лучами весеннего солнца и тому, что гордо нёс в сумке, впервые купленные без карточек, две мягкие, дышащие буханки хлеба.

Посетив Брестский мемориал, мы продолжили путь и в этот же день прибыли в Беловежскую пущу. Перед въездом на территорию пущи нас встретила титульная доска с надписью «Беловежская пуща. Охотничье хозяйство». Для меня это было открытием, громом среди ясного неба. Образ этих прекрасных лесных угодий был неотделим от божественной мелодии Александры Пахмутовой. Слившись с ней, не без помощи моей фантазии, он обрёл новый чудесный образ первозданного, сказочного места на земле. И вдруг это слово «охотничье». Я не был готов к такому известию, а посему в душе моей произошёл некий сдвиг.

Встретили нас хорошо, предоставив удобное жильё. Осмотр хозяйства мы начали с усадьбы, с двухэтажного дома, где расположилась администрация заповедника и прекрасный музей с чучелами животных и птиц, обитающих в этих местах. Все звери, будь то огромный волосатый зубр или красавица рыжая лисица, смотрели на нас, как живые. Мастера – таксидермисты, сделавшие этот природный, застывший уголок фауны, были высшего класса. Так же понравились вольеры, неизмеримой протяжённости, в которых жили несколько десятков животных. Особое внимание привлекла семейка кабанов, сделавшая подкоп под изгородью вольера. Они спокойно, когда им вздумается, выбирались из него и убегали в чащу леса, радуясь свободе. Но в часы кормления кабаны тем же путём возвращались домой. Что тут скажешь, умные ребята. Зубры, тупо уставившись в одну точку, стояли, лежали группами или поодиночке, разойдясь по вольерам. Большая территория этих строений создавала у животных иллюзию свободы. Чистые дорожки усадьбы, благоустроенные строения, вольеры – всё говорило об ухоженности хозяйства и добросовестном отношении служителей, сотрудников пущи к своему делу. На следующий день главный лесничий, посадив нас в машину, организовал поездку по лесным просторам заповедника. Лес там, в основном, смешанный, - ели, берёзы, отдельные сосны и сосновые боры. Машина была открытая, обозрение хорошее. В начале пути через дорогу пробежала куница, через некоторое время мы увидели прекрасную рысь, которая сидела на опушке леса и спокойно смотрела на проезжающую машину. Её уши со вздёрнутыми кисточками застыли, слушая шум мотора, и сама она была, как изваяние, поставленное для украшения лесного ландшафта. Проехав ещё какое-то расстояние, машина, неожиданно притормозив, остановилась. Повернувшись, мы обомлели, - перед нами стояло замысловатое сооружение, похожее на египетскую пирамиду ил огромный, высочайший стог сена. Сделан он был из соломы, сена и тонких прутьев. Но самое интересное было то, что соломенная пирамида, пронизанная гармонией и величием, стояла на фоне сумасшедшего по красоте лесного озера. Оно было небольшое, и поэтому от него сквозило уютом и чистотой. По берегу активно рос камыш, а гладь воды украшали кувшинки. Мы вышли из машины и были любезно приглашены внутрь сооружения. Нас встретила почти домашняя обстановка, не считая стойки бара, приютившегося у правой стены. Помещение внутри было освещено. Длинный стол, скамьи, несколько кресел. Угостив нас сухим вином, главный лесничий подошёл к одной из стен, движением руки проделал какое-то действо, и перед нами открылась сказочная картина. В проёме стены, часть которой куда-то сдвинулась, мы увидели тёмно-синий застывший кусок озера, по которому медленно скользили два белоснежных лебедя. Их светлые фигуры, как в зеркале отражались на тёмной поверхности водоёма. Откуда появились птицы, было не понятно, - мы вот только что смотрели на воду, и там никого не было. Создалось впечатление, что нам показывают кино. Свет солнца не доходил до той части озера, по которой плыли лебеди. Но вдруг, в какой-то момент, под воздействием сильного порыва ветра верхушки берёз распались, нагнувшись в разные стороны, и в образовавшийся проём брызнули яркие солнечные лучи. За короткое время они долетели до птиц и там задержались, образовав над их головами подобие золотых корон, мгновенно отразившихся в синеве озера. Эффектная иллюзия, созданная силами природы, длилась секунды три. Затем ветер затих также неожиданно, как и начался, солнечные лучи исчезли, а с ними испарились и светящиеся короны. Остолбеневшие, мы всё ещё смотрели на птиц, когда лесничий начал говорить текст, приведший меня в шоковое состояние. «Замечательное место для охоты, не правда ли», - то ли спрашивая, то ли утверждая, произнёс он. Видно, суть моей природы до конца боролась, не давая мне самому признать то, что никто и не скрывал, а даже наоборот, этим гордились. Обратный путь для меня был чёрным. Газы из выхлопной трубы нашей машины, которых я не замечал раньше, теперь казались мне отвратительно вонючими. Я также перестал видеть прекрасные лесные ландшафты, проплывающие мимо нас. Дорога была ровной, как асфальт, поэтому я, немного придя в себя, задал вопрос, заасфальтирована ли дорога, по которой мы едем? Нет, был ответ, она просто укатана машинами. Машинами охотников, уточнил я для себя. Образ охотника в моём воображении приобретал образ огромного человека, подобного монстру с четырьмя руками, увешанного огнестрельным оружием, бегающего по Беловежской пуще и уничтожающего всё живое на своём пути. А природный защитник вещал нам, как к ним поохотиться приезжают высокие гости, для которых специально устраивают загоны животных, а господа (бывает и такое), стоя на высоких машинах, из автоматов и ружей расстреливают их.

На этом месте моего рассказа, в сердцах, мы с Николаем Васильевичем опрокинули ещё по одному бокалу. Но нашим правителям, ох, как ещё далеко до российских царей, которые охоту превращали в театрализованное представление.

«Шествие открывал постельный возок, при котором ехал постельничий и стряпчий с ключами, с ним 300 жильцов по три в ряд, в цветном платье, на лошадях при всей ратной сбруе. За жильцами, 300 конных стрельцов по пять в ряд; за стрельцами 500 рейтар, за ними 12 стрельцов с долгими пищалями. За стрелками Конюшенного приказа дьяк, потом государевы сёдла, жеребцы, аргамаки (восточные породистые лошади), кони и иноходцы; 40 лошадей под сёдлами, наряд на них большой, цепи гремячие… Сёдла покрыты покровцами цветными и ковриками золотыми. Сам царь в английской карете шестерею…» Так описывал историк Соловьёв С. М. выход царя Алексея Михайловича на охоту. Но такие шествия были не часты. Обычно царь брал с собой на охоту самых необходимых людей и небольшую поклажу.

Закончив рассказ о царской охоте, я по лицу нашего профорга понял, что он ему понравился больше, чем первый рассказ о пуще. Глаза его светились, а взгляд, как бы случайно брошенный на бутылку, подсказал мне, что надо осушить её до дна, что мы и сделали. Если говорить о сути самой охоты, то она, наверное, родилась вместе с появлением человека и служила ему для того, чтобы не умереть с голоду. А сейчас, когда холодильники трещат от избытка в них мясных продуктов, люди всё равно занимаются этим. Знай же, человек, идя на охоту, ты идёшь на убийство! Хочешь пострелять – иди в тир. Кроме того, сейчас придумано для этих целей масса приспособлений и оборудования, откуда вылетают всевозможные шарики и тарелочки. Так что, господа хорошие, выбирайте! В связи с этим вспомнил японцев, эту восточную, утончённую по восприятию природы и искусства, нацию. Какие они создают философские, изящные сады камней, в которых японец может часами просиживать, наслаждаясь гармонией пространства. Прекрасно! Восхитительно! Но японцы, в то же время, являются чуть ли ни единственной нацией, которая до сих пор убивает китов. К сожалению, как отдельный человек, так и нация жаждет ощущать свою значимость в этом мире, а вытворяет чёрт знает что.

Николай Васильевич ушёл, вермут иссяк, а дождь продолжал монотонно выстукивать по крыше дома свою морзянку. Я откинулся на спинку лавки и закрыл глаза. Мокрый сад с цветами тут же исчез, а вместо него появилось помещение, в котором десяток женщин в наушниках, отстукивали на передатчиках каждая свой текст. Звуки дождевых капель и передатчиков слились воедино, сначала сумбурно, но потом хорошо стало прослушиваться слово «скульптура». А всмотревшись в лица женщин, я понял, что все они на одно лицо, которое похоже на образ, стоящий у меня в мастерской. И тут до меня доходит, что я засыпаю, и что мой любимый вермут со своими травками, даёт свои плоды. С трудом поднявшись, я вошёл в избушку и сразу увидел любимую скульптуру с тем самым приснившимся образом, над которым я работал в течение многих лет. Этот женский образ был символическим, многосложным образом, несущим в себе всё живое на земле. Образ женщины с приподнятой головой, широко раскрытые глаза которой, устремили взгляд в космос, как бы спрашивая «быть или не быть». Сегодня вопрос звучал несколько по-другому: «Как дальше жить-то будем, Виктор Георгиевич?» «Да, всё нормально, мать, сейчас подремлю немного и продолжу реставрацию», - тихо, с улыбкой произнёс я, ложась на кушетку и закрывая глаза. Тут же передо мной образовалась толпа скульптур, каждая из которых пробираясь ко мне, просила, требовала, умоляла, чтобы я отремонтировал её первой. Но я понял, что полдня лил дождь, а значит, никакой реставрации и быть не может. После этих мыслей скульптуры, под медленные звуки вальса, стали плавно танцуя, отодвигаться от меня, исчезая в наплывающем тумане. Проснулся я от ярких лучей солнца, бьющих из окна мне в лицо. Я посмотрел на часы и был поражён, они показывали почти шесть часов вечера. Вот это да! Вот это поспал! Минут через пятнадцать я сидел в саду под навесом и пил крепкий чай. Вода на травянистой лужайке исчезла, но сверкающие бусинки от дождя сохранились. Они переливались и искрились на цветах, особенно хорошо это было видно на больших, дугообразных листьях лилейника. Смотря на кустарники, деревья сада, на большое зелёное поле и высокий, стройный лес, я видел, я чувствовал, что природа, не без удовольствия, получив осеннее крещение, обновилась и зарядилась новым потоком энергии, посланной ей из космоса. А на меня вдруг накатила приятная волна воспоминаний. Природа, чувствуя последние деньки моего пребывания в этом, ставшем для меня родным, месте, видно захотела соединить два конца этого большого, творческого пути длиной в три десятка лет. Он начался с маленькой скульптурки, которую я сделал из найденного корешка кустарника и приведший меня к изготовлению сложной шестиметровой скульптуры Гулливера. Нам никуда не деться от нашей истории и от истории русской деревянной скульптуры, в которую я с юности был влюблён. Она не претендует на какое-либо исследование, а просто ведёт нас по пути, по которому шёл я. Издревле дерево как материал был доступен всем, так как люди в основном жили в лесу, постепенно отвоёвывая у него территории для пашен и скота. Народ на Руси был творческий, мастеров по дереву хватало. Строительство домов, мебель утварь, мелкая пластика – всё изготавливалось из дерева. Но уже и тогда, во времена язычества, существовали деревянные скульптуры, которые создавали идолопоклонники. Сооружая капища для моления, скульпторам приходилось вырезать деревянных богов. По сути это и было начало, когда человек, создав скульптуру из дерева, вкапывал её основание в землю, чтобы изделие прочно и долго стояло под открытым небом. Появление и внедрение по всему миру христианства дало толчок к дальнейшему развитию творческих путей деревянщиков. Идолопоклонники постепенно исчезали, а с ними уходили в прошлое и деревянные боги, олицетворяющие природу. Теперь мастера по дереву вырезали других богов и помещали их в костёлах. В православных храмах, за исключением некоторых областей, скульптуры не ставились.

В советское время скульпторов по дереву было немного. Самыми известными являлись Сергей Конёнков и Степан Эрьзя. Символическая скульптура «Самсон, разрывающий цепи» впервые появилась на пленэре у стен Кремля в 30-е годы. Это был первый случай, когда деревянная скульптура выставлялась на открытом воздухе. Конёнков как скульптор работал и в других материалах, а вот Сепан Эрьзя (настоящая фамилия Нефёдов) работал только в дереве. Мордва – общее наименование двух этнических групп: мокши и эрзи. Степан Дмитриевич решил вставить во второе слово мягкий знак и взял его себе, как псевдоним. Судьбы у двух этих замечательных скульпторов очень похожи. Оба уезжали и долго жили в Америке. Конёнков в Северной, а Эрьзя в Южной. Что привёз оттуда Конёнков не знаю, а вот Эрьзя, зафрактовав целый пароход, благополучно доставил в СССР более двухсот скульптурных работ, которые он сделал в Аргентине из твёрдых пород деревьев квебрахо (сломай топор) и альгароббо. В 1954 году в Москве впервые открылась выставка его работ, куда мене удалось попасть. Тогда я ещё больше влюбился в деревянную скульптуру. Основная, посточнная экспозиция работ Эрьзи находится в Мордовии, в городе Саранске. Небольшое количество скульптур находится в Русском музее. Рассказывать о его работах нельзя, их надо видеть, они, как музыка. В основном это крупные портреты. Ни одна из его работ не увидела улицу. В этом плане Конёнков был первым. В дальнейшем деревянная скульптура, в единичных экземплярах, периодически появлялась на пленэре по всему Союзу. Всплеск таких работ произошёл в Парке культуры и отдыха им. А. Толстого в городе Брянске. В 1960 году первой скульптурой на открытом воздухе стал образ старика-сказочника. Дело в том, что в парке начали засыхать столетние вязы. Администрация воспользовалась этим бедствием и в течении 20 лет из них, а потом и из дуба, изготавливались скульптуры, украшавшие парк. Таким образом, Брянск, как бы открыл новую страницу в появлении изделий из дерева на пленэре. В дальнейшем скульптура из дерева появилась в Прибалтике, в Ялте открылась «Поляна сказок». Это шествие расширялось и охватило территорию всего Союза. Но, акцентирую ваше внимание, - этот процесс коснулся в основном парков культуры и отдыха и просто городских территорий. Лосиный остров стал первым лесопарком, начавшим комплексно благоустраивать свою территорию. Всё, написанное в этой главе и касающееся деревянной скульптуры, имеет не только познавательное значение, но и говорит об истоках зарождения эстетики скульптур , поставленных в Лосином острове. К сожалению, жизнь деревянной скульптуры на пленэре недолговечна. Но я уверен, недалеко то время, когда в России, как когда-то в Брянске, произойдёт всплеск производства скульптур, сделанных из совершенно иных, новых, неизвестных нам доселе, материалов. Их появление ознаменует новую эру в истории скульптур. И очень хотелось бы, чтобы Лосиный остров и здесь стал бы первым. Наука и техника развиваются с космической скоростью во всех областях. Учёные физики и химики, работающие в разных направлениях, объединившись, решают колоссальные, фантастические задачи. Так, например, они произвели на свет вещество, 1 кг которого по значимости равняется всей добычи нефти на Земле. Я это всё к тому, что человек давно уже нашёл новые, современные материалы, которые могут заменить дерево. Вспомните, какие и где вы видели скульптуры в черте города. В основном перед вашим взором предстанут традиционные, классические памятники известным людям, изготовленные, как правило, из мрамора, гранита или отлитые из металла. Все эти материалы довольно дорогостоящие. Новые материалы будут в разы дешевле, и технология изготовления скульптур станет намного проще. Основными материалами, возможно, станут полимеры. Их можно будет отливать или месить руками, как глину. Соединения из них дадут возможность получения имитации под текстуру любого дерева. Также важна возможность привнесения в полимеры любого цвета, что является немаловажным для скульптуры, стоящей в городской среде и решающей цветовые задачи той улицы или площади, где она находится. Новый материал будет неподвластен никаким температурным изменениям. Скульптура, наконец-то, займёт достойное место, как в лесопарках, так и в городах, украшая улицы, площади и зоны отдыха. Это будут как отдельные скульптуры, так и многофункциональные творения, такие как: навесы, скамьи, указатели. Всё это будет выполнено в одном решении, плюс сама стилизованная скульптура с изящными линиями, несущая смысловую нагрузку всей композиции. Полимерные скульптуры смогут стоя века, этот фактор надо будет учитывать при выборе места для её установки. Такие произведения могут быть символом чего-то, они заставят людей не просто любоваться собой, но и размышлять, будить мысль, будоражить воображение. Скульптуры перестанут быть статичными. Они смогут передвигаться, вращаться и даже зависать в воздухе, меняя высоту и место расположения, меняя смысловые акценты всего декоративного изделия. Любой лесопарк, парк культуры, любой посёлок и город, благоустроенный такими композициями, станет ближе и дружелюбнее к человеку, открывая новую область взаимоотношения людей с произведениями искусства.

Говоря о скульптуре будущего, нельзя не сказать о главной усадьбе нашего национального парка, её будущих строениях, в которых расположится мозговой центр всего Лосиного острова. Будущее усадьбы должно начинаться с новой территории, которая будет расположена в Сокольниках, в его лесном массиве. Двухэтажное здание должно быть просторным, с открытыми и закрытыми верандами, в которых будет расположен зимний сад. Центр здания должен быть самым большим и высоким помещением. Если смотреть сверху, с высоты птичьего полёта, то мы увидим форму цветка ромашки. Купол здания является его центром, от него будут расходиться лепестки, в которых расположится комнатная, кабинетная система здания. В центре, в большой зале, будут располагаться сразу два музея: музей деревянной скульптуры и музей застывших животных и птиц. Это будут различные чучела, изготовленные мастерами таксидермистами. Экспозиции будут представлены вместе, дополняя друг друга. Растения зимнего сада также найдут себе достойное место среди этого лесного разнообразия. Москва давно мечтает о музее деревянной скульптуры, скажу больше – он ей просто необходим. Экспозиция скульптур будет периодически пополняться подаренными экземплярами. К тому времени изделия из дерева будут редкостью. Деревянная скульптура, как я уже говорил, совсем исчезнет из лесопарков и парков отдыха, её заменят скульптуры из различных полимеров. Центр большого зала займут возвышенные поверхности, горки, с которых будет струиться водопад. Стены зала должны имитировать лесные ландшафты, где посетитель музея может почувствовать себя человеком, попавшим в сказочный мир природы с прудами, лесными тропинками и услышать шум ветра, загадочные лесные звуки, голоса птиц и спокойную, умиротворяющую классическую музыку. Стены зала будут расписаны с учётом уходящей вдаль перспективы, чтобы создать иллюзию бесконечного пространства, расширяющего площадь. Другие полукруглые здания, примкнувшие к центральному, должны быть разные по площади. В одном из них может располагаться конференц-зал в сочетании с кинозалом, где будут проходить просмотры видеоматериалов, рассказывающих о работе лесничеств, как бы своеобразный видеоотчёт. Один раз в год в национальном парке Лосиный остров в этом кинозале будет проходить Всероссийский конкурс документальных фильмов о природе, в котором могут принимать участие и творцы из других стран. Завершая строительство всего комплекса, в некотором отдалении от него, можно создать круговую сеть вольер с животными и птицами, которая, одновременно, будет исполнять роль изгороди, и через которую будет хорошо просматриваться всё пространство вокруг главного здания под названием «Ромашка». На территории здания можно будет расположить пару небольших прудов с плавающей в летнее время птицей. В кольцевой сети вольер можно сделать промежутки, которые будут заполнены маленькими магазинчиками по продаже всего, что связано с природой, и небольшими ремесленными творческими мастерскими по изготовлению изделий из дерева, глины и других видов прикладного искусства. В них можно будет получить мастер-класс по любому ремеслу, а также купить понравившееся изделие. Все эти торговые точки будут собственностью национального парка. Очень важно, чтобы сама территория смотрелась не как парковая часть, а как уголок девственного леса, поэтому никаких клумб, а лишь растительность, присущая чудесной природе Сокольников, которая образует единый лесной массив, самый зелёный во всём Подмосковье.

Сама природа Лосиного острова, с её столетними лесами, рощами, с её интереснейшими разнообразными ландшафтами, представляется нам лесным океаном. И чем больше мы общаемся с ним, тем больше вопросом задаёт нам его природа. Путешествуя по его просторам, пропитываешься состоянием бесконечности, которое можно выразить только музыкой. Как природа может перенести в историю Лосиного острова, так и музыка может унести в далёкие и удивительные миры. Каждая поляна, дерево, каждый цветок, листок пропитаны музыкой. Сотни композиторов всего мира восхваляют природу в своих произведениях. Любуясь архитектурой какого-нибудь готического собора, люди часто говорят, что это «застывшая музыка». Так вот природа, по сути, и есть живая, трепетная музыка. Композиторы, сочиняя программные классические произведения, где основной темой являлась природа, были большими её любителями и поклонниками. Одним из таких ярких зарубежных представителей был итальянец Антонио Вивальди. Этот рыжий священник, ещё в XVII – XVIII веках, создавал изумительные своеобразные произведения, в которых просто, ясно и талантливо была отображена жизнь леса и его обитателей. Из русских классиков можно смело назвать Петра Чайковского. Достаточно послушать его «Времена года», чтобы понять, насколько композитор хорошо владеет темой природы, пропустив её через себя, слившись с ней душой. Многие, сочиняющие о природе, старались найти новые музыкальные инструменты, дабы правдиво предать её состояние, вплоть до пения птиц, например. Говоря о музыке, мы часто вспоминаем и о душе, так как музыка является как бы инструментом для её настройки, а также для лечения души от пассивности. Природа, так же как и музыка, благоприятно действует на человеческую душу. Так что музыка и природа являются двумя ценнейшими для человека «напитками», которые при взаимодействии дают фантастические результаты для нашей души.

Отталкиваясь от этого, я в течение нескольких лет, взяв за основу тему скорби и радости, на которой, собственно, и базируется чудесность христианства, создавал в скульптуре мужские и женские образы, которые раскрывали эту тему и, благозвучно сочетаясь, работали в унисон друг с другом. Подоплёкой построения этой схемы, за основу я взял симфоническую форму, чаще всего состоящую из четырёх частей. Само слово «симфония» означает - благозвучное сочетание тонов, что я и перенёс на язык скульптуры. Задумка была таковой, - вы, гуляя по парку, попадаете в разные его уголки, где знакомитесь со скульптурами и как-бы прослушиваете всё произведение. Музыка природы, где бы вы ни находились в Лосином острове, всегда сопровождает вас. Слушая и наслаждаясь ею, проникая с каждым разом всё глубже в её суть, понимаешь, что она, без сомнения, является её божественным даром. Иногда я устраивал для друзей небольшие походы вглубь парка, чтобы почувствовать состояние и дух природы. На этот раз мы путешествовали в один из выходных дней мая. Путешествовали – это громко сказано, мы просто участвовали в длительной прогулке. Среди нас было двое ребятишек, которые постоянно бежали впереди группы и, возвращаясь, информировали всех, что там за поворотом или бугром, неожиданно выросшим на нашем пути. Погода радовала нас так же, как и смена ландшафтов. Небольшой сосновый бор усладил наш слух размеренной дробью дятла. Среди травы стала показываться небольшая светло-розовая лесная гвоздика, а чуть дальше росли более тёмные соцветия. А мы шли дальше уже более узкой тропкой, любуясь берёзовой рощей. По ходу движения, то слева, то справа, открывались небольшие поляны, наполненные белым туманом, который тут же поглощал нас. Ребята ныряли в гущу тумана с одной стороны и со смехом выскакивали с другой. Кругом всё было белым от берёзовых стволов и тумана. Он, как большое сказочное существо, парил вокруг нас, то поднимаясь, то, меняя форму по ходу движения, опускаясь на нас. Косые лучи весеннего солнца, с трудом пробиваясь сквозь туман и молодую зелень выбеленной листвы, высвечивали под кустарниками многочисленные поселения мелких соцветий вероники, которая из ярко-синей превращалась в бледно-голубую. Постепенно освобождаясь от объятий тумана, мы свернули налево и стали спускаться куда-то вниз. Среди, не ко времени, высокой травы и кустов бересклета мы обнаружили извилистый ручей, сквозь прозрачные воды которого была видна незамысловатая мозаика мелких, разноцветных камней, разбросанных по дну. Остановимся на минуту и послушаем тихие, нежные звуки струящейся воды, напоминающие трепетное звучание флейты. Весь путь, который мы прошли, был наполнен разнообразием птичьих голосов. Вот и сейчас, как только мы стали отходить от ручья, в зарослях берегового кустарника послышалось робкое посвистывание и пощёлкивание соловья. Эта невзрачная божественная птичка долго нас терпела и теперь торопилась спеть недопетое, недовысказанное. Берёзовая роща постепенно перешла в густой ельник, воздух стал как будто бы загустевать, а вскоре совсем застыл, и стало душно. Солнце скрылось в неожиданной серой облачности. Свежий ветерок, сопровождавший нас на протяжении всего похода, вдруг исчез, спрятавшись в лесной чаще. Птичьи голоса, исполняемые ансамблем скрипок, умолкли. Наступила тишина, музыкальная пауза… Мы прибавили шаг и вышли на опушку леса. Впереди раскинулось тёмно-зелёное поле с берёзовыми перелесками, в которые были вплетены небольшие тёмные ели. Само же поле было усыпано бесчисленным количеством жёлтых лютиков, называемых в народе куриной слепотой. Высокое серое небо над нами неожиданно как бы опрокинулось, перевернувшись тёмно-синей, почти чёрной стороной. Светлые кучевые облака ещё проглядывались кое-где, но вдали, на юге, откуда шла вся эта мощная громада с серыми прожилками, вдруг мелькнула первая молния, по диагонали разрезавшая чёрного, небесного монстра, мчавшегося прямо на нас. И уже через несколько секунд все услышали сильный удар грома, резонатором разнёсшийся по всей округе. Это вступила в работу группа ударников оркестра, к которой через пару тактов присоединились струнные, а затем и духовые инструменты. Зловещий фронт быстро приближался. Неожиданно крупные капли дождя, сначала редкие, а потом убыстряя темп, заколотили по нашей одежде, по пыльной дороге и по всему, что попадалось на их пути. Сильный порыв ветра привёл нас в чувство, надо было что-то предпринимать. Становилось прохладнее, ветер крепчал, молнии сверкали всё чаще, как будто устроили соревнование, кто ярче и длиннее выстрелит. Наконец, когда мы, почти бегом, ринулись вглубь леса, начался ливень. Сразу потемнело. Ветер, добравшись до лесной чащи, дал себе волю и, с завыванием, разыгравшись, гнул и рвал верхушки деревьев. Трубы, гобои, тромбоны, переходя с высоких нот на низкие и наоборот, мощно вели основную музыкальную тему. Скрипки, альты, виолончели, вторя и как бы догоняя духовые инструменты, создавали объёмность звучания. Басовые партии, под конец всё чаще выходя на первый план, воспроизводили сложную, драматическую атмосферу всей этой природной фантасмагории. Мы, укрывшись под большими лапами вековых елей, сносно перенесли эту майскую грозу. Мальчишки, за которых мы переживали больше всего, оказались просто героями, стойко перенеся грозу. Никто из группы не заболел, хотя все промокли до нитки. Это был последний наш длительный вояж по центральной части любимого парка, где, как и в других местах, вся природа Лосиного острова пронизана весенними лучами яркого солнца и музыкой мая. Музыка и лес – тема бесконечная. Любой композитор, влюблённый в природу, получит массу творческого удовольствия, взявшись за неё. Каждый из вас, выйдя на встречу с природой, может оказаться в роли дирижёра или композитора, если ваше творческое кредо, вдруг проснувшись, создаст новую мелодию при виде её редких явлений, её неповторимого облика и любого её проявления, оставившего в вас неизгладимое впечатление. Но бывает и так, что человек, случайно заглянувший в наш лес, чем-то в нём проникается, и душа его, вдруг встрепенувшись, начинает тихонько петь. Возможно, он впервые услышал шёпот леса, дивное пение неизвестной птицы, увидел птенца, впервые вылетевшего из гнезда или красоту распускающегося цветка. Не важно, какая причина, главное в то, что человек начал прозревать, что атмосфера и дух Лосиного острова дали положительные результаты.

Периодически возвращаясь с дальних прогулок по парку, вне зависимости от времени года и погоды, ловишь себя на мысли, что ты вновь прошёл очередное чистилище, которое преподнесла тебе природа. Это необъяснимое чудо, пообщавшись с которым, проникаешься его духом, наполнив себя проникновенным светом чистоты. Он рождает в тебе новое чувство, чувство божественного очищения и первородности. Именно в такие минуты откровения природы и нашего тончайшего её восприятия мы можем уловить и услышать музыкальный ветер, вечно парящий и поющий над просторами Лосиного острова.

Шире, грудь, распахнись для принятия Чувств весенних — минутных гостей! Ты раскрой мне, природа, объятия, Чтоб я слился с красою твоей!

Ты, высокое небо, далекое, Беспредельный простор голубой! Ты, зеленое поле широкое! Только к вам я стремлюся душой!

И. Бунин