ЧЕЛОВЕК И ПРИРОДА. НОВЫЙ УЧЕНИК. ПОРТРЕТНЫЕ ОБРАЗЫ И ЗАРИСОВКИ СОТРУДНИКОВ ПАРКА. ДВОЙНАЯ ДРАКА. СЪЁМКИ ФИЛЬМА О КАБАНАХ.

Проработав несколько десятилетий в парке, я не перестаю удивляться людям, работающим здесь. Все они должны быть влюблены в природу, являясь её ценителями и друзьями. Иначе, чем можно объяснить отсутствие текучки кадров и добросовестную работу молодёжи, которая за мизерную зарплату, испытывая часто тяжёлую физическую нагрузку, десятилетиями тянет эту лямку. Природа, в свою очередь, раскрыв объятия, одаривает таких людей нежным отношением, создавая для них неповторимую атмосферу спокойствия, тишины и гармонии, которой почти не бывает в городской среде. А человек, более расположенный к общению с природой, придя к нам, надолго заключает негласный союз с этим скромным и очаровательным уголком Москвы под названием Лосиноостровское лесничество.

После ухода помощника лесничего Вячеслава Яковлева, которого начальство назначило лесничим в Яузском лесничестве, к нам пришёл молодой человек Вячеслав Новиков, который, в сравнении со своим тёзкой, оказался мягким и сговорчивым. Человек трудолюбивый, безотказный, он профессионально владел бензопилой и, так же, как и лесничий Рыжков, неплохо справлялся с мотоциклом. Вскоре он женился, и через год коллектив поздравил его с рождением сына. Как говорится, в нашем полку прибыло. Этим же летом повезло и мне, - пришёл молодой парень и попросил меня научить его изготовлению скульптур. Я давно ждал этого момента. Вы помните, первый блин оказался комом. И вот, наконец, новый желающий окунуться в тайну дерева, познать его суть, чтобы в дальнейшем, получив знания в работе с топором и стамесками, начать создавать произведения, гармонирующие с лесным миром. Человек представился Олегом. Это был крупный, с хорошей фигурой, юноша. И что меня порадовало после разговора с ним, так это его, уже состоявшееся, общение с деревом. Оказалось, что он работает в технике маркетри и создаёт деревянные, мозаичные панно из разных пород дерева. Набор создаётся из шпона (тонкая фанерка), который приклеивается на доску. Далее идёт процесс шкурения. Тыльная сторона становится фронтальной. Полировка, лак, и произведение готово. Юноша оказался способным, его наброски скульптур, которые он рисовал на кладбище, были достойными, учитывая, что этим он занимался впервые. А однажды Олег меня просто поразил, принеся мне в подарок панно с изображением Христа. В своё время я тоже начинал заниматься маркетри, но в сравнении с его работами, мои поделки оказались просто детским лепетом. Здесь же просматривалась не только тонкая техника и подбор шпона с нужной текстурой, но и проникновение в сам образ Спасителя. Держа в руках эту работу, я стал уговаривать его заниматься только этим, объясняя, насколько прекрасно его произведение. Но он, убедив меня в своём желании обладать мастерством скульптора, стал периодически приходить в мастерскую, где на практике осваивал все хитрости и секреты работы с деревом. В итоге, его работа «Гном» появилась на Поляне сказок, но сам ваятель в лесничестве не работает. В какой-то момент он, как молодой, увлекающийся человек, заинтересовался мультипликацией и, даже, окончил училище, но потом снова стал приходить и помогать мне. Как мне кажется, именно его неуверенность стала причиной того, что он не работал в парке.

Люди, желающие трудиться в лесничестве, приходят постоянно. В какой-то момент устроились рабочими два милиционера, вышедшие на пенсию. Один из них, Владимир, был даже какое-то время конюхом. Оба хорошо косили. Анатолий любил колоть дрова, и был прекрасным землепашцем. Мужчины гармонично вписались в коллектив и, долгие годы ещё, трудились в парке. А когда освободилась должность банщика, то именно Владимира, как прекрасного хозяйственника, лесничий определил на свободное место. Анатолий часто приглашал меня на свой день рождения, зная, что подарком будет произведение из дерева.

Из лесников высоким ростом отличался Алексей. Его поджарая фигура, состоящая из сухожилий и натянутых мышц, была видна издалека. Красивый, рязанский профиль и крепкие, жилистые руки выделяли его из толпы. Физически крепкий, он всегда выручал мужиков, когда требовался человек для тяжёлой работы. В последнее время, он, сидя в кабине специального трактора, убирал дороги лесничества, как летом, так и зимой. А я, идя в зимнее время на работу по расчищенным дорожкам, всегда говорил ему слова благодарности. Будучи человеком услужливым, он иногда заскакивал ко мне, предлагая помощь. Под новый год в лесничество привозили ёлки для распродажи сотрудникам парка. Так вот, Алексей, когда я уже не работал там, всё равно приносил мне лесную красавицу. Через несколько лет в парк устроился работать его младший брат Юрий, который познакомился с нашей Любочкой, работающей в Птичьем саду по уходу за птицами в клетках и вольерах. К большому сожалению, мой любимый орнитолог Вячеслав Гринёв перешёл от нас работать в Зоопарк. Что касается Любочки, то я помню её ещё ребёнком. Они с подружкой были влюблены в природу и животных и частенько захаживали к нам в лесничество, чтобы полюбоваться птицами и пообщаться с лошадьми. Юрий и Любочка поженились, и через год у них родился сын. Так что мы разбогатели ещё на одну семью. Лесничество крепло.

За тридцать лет, проработанных в парке, передо мной прошло много различных фигур и образов, оставляя или не оставляя память в моём сознании. Нельзя забыть одну, несовместимую между собой, парочку мужчин. Они, примерно, были моего возраста и работали со мной, когда нужны были помощники для установки скульптур. Рытьё ям, замес бетона вплоть до декорирования гравием основания изделия. Один из них, Роман, явно носил в себе еврейскую кровь. Одевался он ярко, импозантно, но довольно скромно. Фуражка Остапа Бендера не снималась его головы никогда. Отсюда рождалось предположение о его голом черепе. На морщинистой шее у него обязательно красовался разноцветный платок, изящно завязанный на два узла. Платки изредка менялись, но всегда были яркими, многоцветными и мгновенно привлекали к себе внимание женщин. Во время перемешивания цемента с песком и водой Роман, с глубокими вздохами, вслух начинал вспоминать далёкое государство Израиль. Его лопата в такие минуты замирала, а немигающий взгляд устремлялся куда-то вверх, вдаль и терялся в голубизне заоблачной выси. Лицо при этом разглаживалось и покрывалось нежной улыбкой. Попасть в эту сказочную страну было его заветной мечтой, но, глядя на этого человека, я понимал, что это только его фантазия, а мечта так и останется мечтой. Но иногда, пристально всматриваясь в него, мне казалось, что он удовлетворён только фантазиями. Напарника Романа именовали Николаем. Крупный, немного мешковатый мужчина, выходец из дальней деревни. Тона его одежды были всегда тёмно-серыми. С одутловатого лица почти не сходила хитроватая, полудетская улыбка, которая увеличивалась в момент очередного прикалывания к Роману. Работали они всегда добросовестно, даже с удовольствием, понимая, что вносят посильную лепту в искусство, устанавливая скульптуру. Анекдоты, шутки, приколы сыпались, как с одной, так и с другой стороны, но все они проходили сквозь призму дружбы, уважения и взаимопонимания. Работать под такой весёлый аккомпанемент было всегда приятно.

Народ, работающий в парке, отличался своей добропорядочностью и дружественностью. Но был в лесничестве один человек, который на протяжении многих лет, периодически, портил настроение всем. Звали его Виктор, но мужики дали ему прозвище Кенарь. Его жена работала у нас уборщицей территории парка, а муж ей помогал. Женщина добрая, тонко чувствовавшая людей, со своим мужем часто ругалась на почве его непристойных выпадов и ссор с сотрудниками лесничества. А, буквально вчера, когда я работал в саду, около мастерской, над очередной скульптурой, в конце поля, там, где был земельный участок уборщика, произошла нелицеприятная сцена. Поначалу моё внимание привлекли крики, доносящиеся оттуда. Повернувшись, я увидел, как Кенарь начал избивать лесника Жору. Уборщик был поздоровее, поэтому ему не понадобилось много времени, чтобы несколькими ударами отправить Жору в нокаут. Я не знал причины ссоры, но сердце моё разрывалось от несправедливости, понимая, что мирный, добрейшей души лесник и мухи не обидит. Мой топор стал вгрызаться в заготовку чаще и с большей силой. Это произошло утром, а после обеда я шёл в музей, чтобы затонировать две небольшие скульптуры Деда и Бабки. Выйдя из калитки, я сразу увидел, несущегося мне навстречу, Кенаря. Вытаращенные глаза его горели ненавистью, уста изрыгали что-то нечленораздельное, вперемежку с матом. В довершении этого в его руках находилась толстая, длинная палка, которой он периодически размахивал. Проносясь мимо, он, как бы случайно, задел меня локтем, с шипением выдавливая из себя: «Ходят тут ещё всякие художники…» Ощущение от этого было яркое, впечатляющее! Сначала я почувствовал, почти на физическом уровне, что попал в центр огромного костра и заживо горю, в следующую секунду, что на меня вылили огромный бак вонючих помоев. И, как результат, мгновенно в голову ударило запредельное количество адреналина. Еле, еле устояв, я продолжал медленно, по инерции продвигаться вперёд. Но, уже секунд через пять, меня разворачивает какая-то сила, (собой я уже не руководил) и направляет вслед за Кенарем. С каждым шагом скорость моя увеличивалась. Впереди я видел его фигуру, которая, одним махом сбив калитку, ворвалась к лесничему, матерясь и размахивая палкой. Пока я приближался, из избы выскочила жена Геннадия Дмитриевича и, встав на крыльце дома в позу охранника, с ходу вступила в перебранку с нападающим. Ситуация накалялась, пока я обогнул забор и входил в сад. Изрыгая угрозы, уборщик обвинял лесничество во всех мирских грехах и, не стесняясь в выражениях, сотрясал палкой перед лицом Зары Васильевны. Она смело, отразив все нападки, решила стоять насмерть, но не пропустить нападавшего в дом. В этот момент я и налетел на Витька. Сцены драки я не помню, так как пришёл в себя только к тому моменту, когда противник был повержен, а я, сидя на нём, душил его той самой палкой, приставив её к горлу уборщика. Звериный взгляд его мгновенно потух, он захрипел, и тело его обмякло. «Проси прощения, скотина», - была единственная фраза, произнесённая мной. Нет, он не задохнулся, он просто перестал сопротивляться. В этот момент вышел лесничий, подошёл к нам и, на всякий случай, концом ботинка испробовал крепость бедра лежащего; пусть знает, кто здесь хозяин. После этого Витьку показалось, что сейчас будут бить и бить сильно. Взор его затуманился, а лицо превратилось в жалкую маску побеждённого и обиженного человека. Искажённый рот просил о пощаде. Мне его стало жалко, поэтому, не говоря ни слова, я встал, быстро вышел из сада и пошёл прогуляться к пруду. Мне надо было прийти в себя, подумать над произошедшим. Как я, человек мирный и уравновешенный, мог поддаться этой провокации, набросившись на кого-то с кулаками и чуть не придушив его? Ну, задел он меня немного, но это не повод для ненависти к человеку, даже такому, как он. Тем более, как потом выяснилось, причиной его возмущения и похода к лесничему, был …чеснок. Да, да, чеснок, который был вытоптан у него на грядках то ли кабанами, то ли лошадьми. А что касается меня, то я просто попался ему под горячую руку. Я понял, что дело во мне, что надо переосмысливать всё, чем я занимался многие годы, здесь на природе, работая над душой и сознанием. Да, мне и раньше приходилось драться и не раз, но все те случаи я защищал кого-то или себя, а здесь я оказался в роли нападающего. Стоя на берегу пруда, я всматривался в природу: в синь воды, с отражением в ней белых, проплывающих облаков и спокойно плавающих уток, в панораму леса на противоположном берегу, в которой привлекали внимание большие, зелёные шапки сосен над темноватой зеленью подлеска. Но самыми яркими мазками на этой спокойной, умиротворяющей зелени оказались стволы берёз, окрашенные солнечными лучами. Обозревая этот чудный уголок природы, я, в который раз, убеждался, что именно она лучше всего действует на моё самочувствие. Но мало просто находиться среди природы, надо уметь общаться с ней, проникая каждый раз всё глубже в её тонкую, чувствительную суть.

В прошлой части, рассказывая об оленях, я специально не стал сразу вещать вам о кабанах. Тема, вроде бы, одна, но подтемы требуют их разделения, как различные сорта вин дегустируют из разных бокалов. Для этого мы из тёплого лета опять перенесёмся в заснеженную зиму. К месту подкормки кабанов мы ехали с Виктором Исаевым на снегоходе. Десяти минут нам было достаточно, чтобы добраться до большой поляны, вокруг которой уютно примостились перелески, а с другой основательно устроился смешанный лес, состоящий из высоких елей и белоствольных берёз. Мы быстро выбрали место на краю поляны и вырыли в снегу яму, куда я и погрузился с камерой, а Виктор, пожелав мне удачной съёмки, уехал. Обозрение было прекрасное. Корм находился в перелесках, а также был разложен в нескольких местах на опушке леса. Сугробы, которые образовались после рытья ямы, были довольно высокие и неплохо защищали меня. Тишина стояла непристойная. Говорят, «ожидание смерти подобно», а я ждал целых полчаса. Наконец, из леса показалась чья-то фигура, оказалось, что это небольшой олень. Через пару секунд, из-за высокого кустарника, появился ещё один, чуть больше. Оба, бесцеремонно покопавшись в подкормке, скоро исчезли в глубине леса. Вдруг, в середине опушки, из ниоткуда, выскочил маленький, юркий кабанчик, но и он, почмокав с минуту корм, так же, как и олени, растворился под кустарниками. Вечерело, тишина зашкаливала, пошёл пушистый снег, а над лесом из облаков вышел месяц, и поляна, как в сказке преобразившись, засветилась и ожила. Медленно падающие лёгкие снежинки придали этой очаровательной зимней картине какое-то внутреннее напряжение. Терпение моё лопалось, и я подумал, что сегодня уже вряд ли кто-то появится. Как вдруг справа, на поляне, появилась целая семья кабанов. Впереди, не торопясь, бежал огромный самец, за ним три кабана поменьше, скорее всего самочки, а дальше, вперемежку, бежали малыши и животные среднего возраста. Процессия двигалась след в след, держа строй и сохраняя дистанцию. Количество их я не считал, - было не до этого, но семейка была большая. Я же, просто обалдев от этой картины, стоял, как вкопанный, боясь пошевелиться. В какой-то момент до меня, всё же, дошло, что я стою в полный рост, наслаждаясь потрясающим зрелищем. А самое главное, что я, увлёкшись, совсем забыл о камере и не снимаю это чудо. Я пропустил выход актёров на сцену. Быстро нырнув в яму, я включил камеру и, уже через пару секунд, снимал происходящее на поляне. А там семейка уже разошлась кто куда. Самец с двумя самками перебежали поляну, нырнули под кустарник и стали усердно уничтожать заготовленный корм. А весь молодняк с подростками кинулись вправо, где под берёзами тоже, видимо, лежал корм. Началась интенсивная обжираловка. Малыши часто перебегали с одного места на другое, расталкивали друг друга, стараясь устроиться поудобнее и выхватить кусочек повкуснее. Внезапно раздался дикий визг, и один из подростков, сильным толчком, был отброшен от общей массы. Он, повизгивая, то ли от боли, то ли от обиды, побежал на опушку, где кормились крупные животные. Месяц продолжал освещать поляну феерическим светом, а снег осторожно покрывал её белым, пуховым одеялом. Всё это, плюс висящая, безветренная тишина, создавало ощущение сказочного спектакля, где живая природа была декорацией, а главные роли исполняли дикие животные. Неожиданно, опять же справа, появилась ещё одна семейка кабанов, в которой крупных особей было больше, чем малышей. И опять всё та же поступь, тот же порядок в строю. Теперь то я подсчитал, их было восемь. Вглядываясь через оптику в отдельные экземпляры, я на расстоянии ощущал колоссальную энергию, скрытую в каждом из них. Новая группа, быстро проскочив поляну, рассосалась по всей опушке леса, создав там новую толкотню и общее напряжение. Подлесок теперь, как будто бы, ожил. Весь низ его пришёл в ещё большее движение. Малыши, смешавшись, как маятники сновали от одной группы к другой. Между подростками теперь чаще возникали разногласия; каждый старался насытиться побыстрее, так как количество ртов увеличилось. Один из малышей, утащив хороший кусок из-под носа большого кабана, с радостным визгом пулей помчался вглубь леса. Опушка вся гудела от мощной энергетики двух десятков голодных кабанов. Наконец, поросята из первой семьи, насытившись, выскочили на поляну, за ними подтянулись подростки, и начались игры в догонялки. А вскоре, набив животы, к ним присоединилась и вторая семейка животных. Они, отталкивая друг друга пятачками, ринулись в одну общую массу, устроив бешеные гонки по кругу в середине поляны. Постепенно подобие единого круга распалось, а вновь образовавшиеся группы в едином порыве продолжали гонки. Иногда, какой-нибудь мчавшийся кабан вдруг резко останавливался и, осмотревшись, снова продолжал бесконечную гонку. Неожиданно, двое больших кабанов, отделившись от основной группы, помчались прямо на меня. Признаюсь, что всю съёмку с кабанами я провёл на полусогнутых ногах. От напряжения и усталости они ныли, поэтому я, забывшись, в какой-то момент выпрямился в полный рост. В таком положении меня и обнаружили, несущиеся ко мне, кабаны. Метров десять – двенадцать разъединяли нас, когда до них дошло, что перед ними во весь рост стоит бородатый, глупый человек и держит какую-то штуковину с красной лампочкой. Реакция животных была мгновенной. Они резко затормозили и замерли, как вкопанные, выпятив на меня четыре маленьких глаза и соображая, что делать дальше. Я, в свою очередь, превратился в изваяние и, боясь пошевелиться, думал, что делать мне. Решение пришло быстро – что бы ни произошло, снимать до конца, а если что, - камера в руках, ею и защищаться. Страха не было, была надежда, что чувство самосохранения у животных развито лучше, чем у меня. Что собственно и произошло. Две вытянутые морды с пятачками резко развернулись и помчались в обратном направлении. Через несколько секунд их тёмные силуэты растворились в лесной чаще. Неожиданно, со стороны дороги послышался звук мотора. Карета подана, подумал я и выключил камеру, обводя последним взглядом поляну с, играющими на ней, кабанами. А снег всё сыпал и сыпал. Его легчайшие, белоснежные звёздочки, медленно опускаясь, создавали атмосферу замедления времени, почти его остановки. Может быть, поэтому живописная опушка и высочайший лесной массив из елей и берёз предстали передо мной театральной декорацией, в которой стройные стволы деревьев, как будто бы держали весь этот огромный, тёмно-синий небосвод, со светящимся на нём обломком луны.

И стоит лес, околдован, -

Не мертвец и не живой –

Сном волшебным очарован,

Весь опутан, весь окован

Лёгкой цепью пуховой…

Ф. Тютчев