ПОТУХШИЙ ГОРН. ПРОСВЕТЛЕНИЕ ДУШИ. ЛЮБОВЬ К ДЕРЕВУ. НЕСБЫВШАЯСЯ МЕЧТА. РЕКОНСТРУКЦИЯ МКАД. ГОЛЛАНДСКИЙ МОСТ.

Сегодняшнее дождливое утро запомнилось приходом Виктора «кузнечика», который с порога, запыхавшись, выпалил: «Виктор Георгиевич, Василий Васильевич уходит, я имею в виду, что он уволился и сейчас, сдав мне свою кузницу, уходит домой». Бросив все дела, я быстро зашагал, чтобы успеть проститься с этим удивительным человеком. Серо-молочное небо с мелким дождём сразу успокоило меня, но вопросов от этого не стало меньше. Почему не предупредил об уходе, может что-то произошло в семье. И вообще, что за люди эти работники леса, малоразговорчивые, скрытные. То ли лесное сообщество их делает таковыми, то ли, уже, будучи такими они устраиваются сюда на работу, понимая, что деревья о многом не спросят. Василий Васильевич встретил меня с улыбкой и широко раскрытыми объятьями. Я в первый раз видел его в выходном костюме, и мне даже показалось, что он похудел. Прощаясь, мы наговорили друг другу много приятных пожеланий, и тут выяснилось, что кузнец будет с нами встречаться, приходя в лесничество для работы на грядках, где у него была посажена картошка. Так оно и было, но на следующий год его участок по весне остался без посадок. В моей памяти образ Василия Васильевича был запечатлён в тот момент, когда он ковал лошадей. Казалось, всё просто,- кузнец подбирал нужную по размеру подкову, прежде расчистив копыта, брал специальные гвозди, поднимал ногу лошади, поворачиваясь к ней спиной и, зажав ногу меж своих колен, быстрыми и точными ударами приколачивал подкову к копыту. Оставалось загнуть гвозди и «откусить» от них всё лишнее. Главным в этом было то, как Василий Васильевич всё это делает: гармония чёткости движений и действий, ничего лишнего, всё удивительно просто на уровне творческого процесса или фокуса. Именно такими мастерами и славилась раньше Россия. Что касается кузнечика, то теперь ему предстояло стать кузнецом, так как школа Василия Васильевича была прекрасной, да и практика оказалась успешной. Когда кузнец уходил в отпуск, Виктор целый месяц усердно трудился и выполнял полностью весь объём кузнечных работ.

Как-то вечером он заглянул ко мне и подарил подсвечник, сделанный им самим. Изделие не было совершенством, но чувствовалось, что мастер старался. К большому сожалению, деятельность Виктора в качестве кузнеца была короткой. Учась в лесном институте, он помышлял о должности помощника лесничего для того, чтобы в дальнейшем стать у руля всего лесничества. Но что-то не сложилось в отношениях с Вячеславом Семёновичем, который на тот момент был помощником. Ребята молодые, неуступчивые, упёртые. В итоге Виктор получил 4 разряд по кузнечным делам, отработал самостоятельно года полтора и уволился, не захотев больше находиться под гнётом Вячеслава. На то время у него за плечами было четыре курса Лестеха. Всех тонкостей их отношений я не знал, но увольнение «кузнечика» переживал ещё долго, думая раньше, что все их столкновения, всё-таки, закончатся миром. Ан, нет… За лесничество обидно, да! Потеряли хорошего мастера с перспективным ростом, думающего, умеющего анализировать, а главное, человека, ставящего перед собой цель и умеющего идти к ней, но боящегося трудностей. В данном же конкретном случае, как я понял, у Виктора не хватило терпения подождать, когда Вячеслав Семёнович уйдёт с поста помощника лесничего. Правда, позже он несколько раз приходил в кузницу по просьбе Геннадия Дмитриевича, чтобы сделать для лесничества определённую работу. В дальнейшем, как мне с тало известно, он закончил Московский лесотехнический институт и поступил в Финансовую Академию при Правительстве Российской Федерации. Отучившись в академии, Курилов Виктор Анатольевич уходит с головой в банковскую систему, которая надолго, а может и навсегда, поглотила любителя природы. После увольнения Виктора кузня опустела и, перестав разговаривать с людьми, совсем замолкла. В наступившей тишине стало зарождаться чувство одиночества, тоски, чувство потери. Это был яркий пример исчезновения духа лесничества. Нет, весь он, конечно, не исчез, но улетучилась какая-то его часть. Исчез звук, разговор молота с наковальней, который растекался по всей округе, исчезло яркое пламя огня в горне, согревающее всех нас. Образовалась пустота. Я понимаю, есть такое слово привычка, значит можно и отвыкнуть, но в этом случае сработало что-то, что было выше привычки. Скорее всего, это был сам человек, с его творчеством, с его отношением к окружающим его людям, с его простыми, повседневными делами, то есть всё то, что и создавало вокруг него ту самую ауру, ту атмосферу, которой теперь не стало. Я говорю сейчас о кузнеце Горячеве Василии Васильевиче. Его образ давно запал мне в душу и нашёл своё воплощение в скульптуре русского дружинника времён Александра Невского, которую я разместил в центральной композиции рядом со схемой парка при входе, на одной из главных аллей. Портретного сходства я не добивался, мне было важнее создать образ воина, защитника Лосиного острова, обладающего сильной волей, твёрдостью характера, то есть таким, каким был наш кузнец.

Работа с деревом захватила меня полностью. Любовь к этим местам, к лесу, в котором я стал чувствовать себя, как дома, привела к тому, что я стал всё чаще оставаться в мастерской с ночёвкой. Я как бы начал срастаться с этим зелёным островком природы, где всё мне стало близко и дорого. Каждодневное общение с лесным сообществом давало результаты, душа очищалась от ненужных наслоений, происходило её просветление, что-то стало меняться во мне. Это состояние трудно описать, его можно только почувствовать. Происходило обострение всех чувств: я стал тоньше различать краски природы, слышать такие звуки, о которых раньше и не подозревал. Мир начал расширяться передо мной, открываясь новыми сторонами. Но немаловажным было и то, чтобы этот процесс проходил в состоянии радости, доброты и любви. В результате, человек начинает воспринимать мир на более тонком уровне и понимает, что, как у тела, так и у духа тоже есть свои потребности.

Всё чаще у меня стало появляться желание общения с поэзией. Что касается классической музыки, то мне пришлось перенести радиолу из дома в мастерскую, а с нею и целую стопку пластинок. Кроме этого, мы с женой ежегодно стали покупать абонементы в Зал Чайковского и Консерваторию. В работе со скульптурой я стал уделять больше внимания проникновению в суть образа, чтобы его деревянное воплощение было не маской, а живым лицом, пусть даже и стилизованным.

Как-то, на концерте в Большом зале Консерватории, на несколько рядов впереди себя я увидел, сидящих рядом, Иннокентия Смоктуновского и Михаила Казакова. Шло первое отделение, на котором исполнялись фортепианные произведения Шуберта, Рахманинова и Листа. К тому времени я был поклонником творчества Смоктуновского и мечтал в дереве создать его портрет. Я, обрадованный представившемся случаем, сказал об этом супруге и, в антракте, пошёл искать актёров, чтобы уговорить Иннокентия попозировать мне. С Михаилом я был знаком давно, ещё с работы на Шаболовке. Наконец, в фойе я увидел Казакова. Не объясняя сути дела, я спросил его про Смоктуновского. Оказалось, что во втором отделении будет исполняться симфоническая музыка, а Кешу - как сказал Михаил – на тот момент интересовала только фортепианная, поэтому он и ушёл. На следующих концертах этого абонемента я их больше не встречал.

Говоря о духе человека, нельзя не вспомнить и духа леса, духа самого дерева. Только по-настоящему почувствовав его, можно влюбиться в этот, ни с чем несравнимый, материал, который преподнесла нам природа. Я когда то увлекался глиной, лепил миниатюрные изделия, затем в седьмом классе увлёкся минералогией и стал собирать коллекцию камней. Потом заинтересовался янтарём, но только дерево, с его живой текстурой и всевозможными запахами, могло окончательно поставить точку в моём выборе. Первая работа в дереве была сделана в Клубе юных мастеров, который находился в школе № 273 на 1-ой Мещанской улице. Там я учился выпиливать лобзиком резные, ажурные полочки. Затем уже самостоятельно я спиливал с деревьев сувели и капы. Из этих наростов делал декоративные украшения. Следующим этапом были ветки и корни кустарников, из которых получались фигурки животных. Именно с этого и надо начинать прививать детям любовь к дереву и к природе. Уничтожать кустарник ради этого нельзя. Работать можно и нужно только с больными, выкорчеванными, по разным причинам, растениями. У меня была давнишняя мечта – создать в Лосином острове маленький городок из такого материала, как : большие коряги необычной формы, затейливые корни, пни с редкими нишами, всматриваясь в которые, вы открывали бы для себя новый, подземный мир сказочных существ. Природа в таких случаях является, как бы, соавтором полученной скульптуры, а люди дают ей возможность начать вторую жизнь, убрав лишнее. Наша задача – не торопясь, осмотреть заготовку со всех сторон, внимательно изучить её и постараться увидеть какой-нибудь образ или просто подставку под свечу, например, и лишь после этого приступать к работе. Место под такой городок я отыскал давно, а вот создать этот необычный мир лесных существ мне, к глубочайшему сожалению, так и не удалось. Причиной всего оказалось отсутствие материала, заготовок, всё тех же пней, коряг и корней. Но в этом был и плюс, так как не было сильных ветров и ураганов, а значит, не было и поваленного леса. Надо отдать должное нашему лесничеству, - территория его всегда была чистой. Затронутая нами тема с корягами и пнями, требует, на мой взгляд, единственной поправки. Я вспомнил 60-е годы, строительство Кольцевой автомагистрали. Вот когда мне надо было устраиваться на работу в парк Лосиный остров. Представляете, сколько надо было вырубить леса, чтобы построить эту многокилометровую трассу. Вот где было гигантское корчевание. И, в итоге, несметное количество всевозможных коряг, пней, корней, и просто фантастических по форме заготовок. Где вы были, любители дерева? Но, говоря о кольцевой дороге, хочется затронуть ещё одну подтему. Это строительство нанесло огромный ущерб, была потеряна невосполнимая часть лесного массива. Но главное, что дорога разделила территорию на две замкнутые части, нарушив, тем самым, естественные природные взаимосвязи. Больше всего пострадал животный мир. Особенно, когда в 90-е годы появился разделительный барьер и железный забор вдоль леса, которые, по сути, заперли часть животных в Лосиноостровском и Яузском лесничествах.

А дальше было так. Наступил 1997 год, год реконструкции МКАД, когда дорожное полотно расширили. После этого национальный парк обязал строителей сделать под дорогой подземные переходы для миграции и передвижения животных. Вскоре под автомагистралью появились три тоннеля шириной от четырёх метров и высотой до двух с половиной метров. В то время у нас в гостях находились экологи из Голландии. В их стране уже лет двадцать осуществлялась уникальная программа по миграции животных. Её сутью является прокладывание различных коммуникационных сооружений под всеми магистралями: это канавы, выложенные дёрном, различного вида пластиковые трубки, большие бетонные трубы и множество других приспособлений. Все эти подземные переправы делаются для свободного передвижения всех, от мала до велика, видов животных. Я в то время находился в усадьбе административного корпуса и монтировал видеоматериал в кабинете Герасимова. Тут вошёл сам Валера и, протянув мне видеоролик, сказал: «Голландцы». На видео был материал, о котором я вам рассказывал. Большой фильм о маленькой стране, вдоль и поперёк изрезанной дорогами, рассказывает нам, как этот народ, беспокоясь о братьях наших меньших, справляется с этой трудной задачей. Особенно нас поразил большой, воздушный мост через автомагистраль, сооружённый для крупных животных. Это арочное сооружение, по бокам ограждённое высоким, плотным забором. Бетонный проход по мосту засыпан землёй, на которой высеивается трава, а вдоль ограждений высаживаются небольшие деревья и кустарники. Уже через месяц по нему может пройти олень или лось, думая, что идёт по лесу. После просмотра фильма дирекция попыталась внести коррективы, но строители стремились поскорее завершить реконструкцию и не приняли их во внимание, сославшись на дороговизну такого проекта.

Через пару недель Валера заглянул ко мне на огонёк. Была осень, вечерний сумрак добрался до лесничества. От камина шло приятное тепло. Мы пили чай, смотрели на потрескивающие дрова и обсуждали мой сценарий будущего фильма. Построенный, в основном, на пейзажах в сопровождении музыки, он должен был рассказывать о жизни парка в течение одного дня, от восхода до заката. Закончив тему, мы, не сговариваясь, вдруг начали разговор и про тот самый Зелёный мост, который так и не был построен в нашем парке. Видимо, сожаление ещё не покинуло нас. В конце беседы мы пришли к выводу, что строительство такого моста наглядно продемонстрировало бы нашу не показную, а искреннюю заботу о диких животных. Вспоминая историю нашей страны, когда в труднейшие годы государство справлялось и не с такими задачами, мы пришли к выводу, что уважающая себя держава, каковой являемся мы, могла бы позволить себе не только делать такие Зелёные мосты, а даже всю автотрассу, проходящую по национальному парку, проложить под землёй. В конце вечера, чтобы поднять настроение, Михалыч вынул из дипломата «бесценный груз», так он сказал. Это были любительские фотографии, подаренные жительницей бывшего города Лосиноостровска В. Захаровой, отснятые в 30-е годы 20 века. На них были запечатлены изба-читальня и «Аллея сказок» со зверушками и разными сказочными персонажами, вырезанными из фанеры местными умельцами. В душе сразу потеплело.

Лик берёзы, стан еловый,

Золотистый зверобой…

И витает дух сосновый

Надо мной и над тобой.

Там у сказочной поляны

Так задумчив тихий пруд.

И русалки и Русланы

В том лесу теперь живут.

Н. Кан